Обрученные судьбой - Страница 137

137

Ольгу схватили сразу несколько рук, куда-то потащили из угла, в котором она так недолго держала оборону. Она кусалась, царапалась, извивалась, пытаясь увернуться, отбиться от этих рук железной хваткой, вцепившихся в нее. Где-то позади нее кричала в голос Катерина, которую тоже тащили прочь мужские руки. Ольгу вдруг бросили с размаху на пол, и она едва не потеряла сознание от боли, что отдалась при ударе в каждой клеточке тела, дошла до самых ушей, гулко застучав в голове. Но все же удержалась при ясной голове, с ужасом думая о том, что сотворят с ней ныне эти ляхи.

— Ненавижу! Ненавижу! — заверещала Ольга, забилась под удерживающими ее на полу руками, сумела выдернуть ногу и ударить ступней со всей силы в грудь одного из ляхов, что уже задирал ее подол. Тот отшатнулся под хохот товарищей.

— Что, Стасек? Не справиться с этой дикой кошкой?

А Стасек уже оправился от удара, снова тянулся к ней, прижал коленом обе ее ноги, сведя их вместе, лишая ее возможности сопротивляться.

Она должна бы тут смириться, начать молить Господа о спасении, как Катерина, что где-то скулила в отдалении, умоляя то ляхов о милосердии, то всех святых о помощи. Но Ольга захлебывалась своей ненавистью к этим изуверам, до последнего билась в их руках. А потом вдруг снова откуда-то пришли слова, заставившие их на мгновение замереть. Слова на ляшском наречии.

— Ненавижу вас, псы ляшские! Чтоб вы передохли, паскуды! Ненавижу!

Но что она могла сделать против стольких мужчин? Ровным счетом, ничего. Уже накинули ей на лицо подол платья, обнажая нижнюю часть живота, и она замерла, чувствуя, как медленно нарастает желание умереть. Впервые за это время она пожалела, что сухотная не убила ее до сих пор, ни разу за это время даже приступа не было.

А потом вдруг подол снова вернулся на место. В лицо ударил яркий свет факела, что был так близко к Ольге, обжигая лицо жаром огня. Она зажмурила веки, опасаясь, что сейчас ей выжгут глаза, иначе зачем этот огонь у лица, сжимая пальцы в кулаки, собираясь с силами, чтобы не закричать, когда огонь коснется нежной кожи. Не доставит она этого удовольствия, псам этим ляшским!

— Пся крев! Чтобы меня черти взяли! — проговорил над Ольгой чей-то голос. Резко похолодело лицо, и она поняла, что факел отвели прочь. Только тогда она решилась открыть глаза, чтобы взглянуть, что творится вокруг и почему хватка, ее так крепко удерживающая на месте, прижимающая к полу кельи, вдруг ослабла. А потом и вовсе ляхи убрали руки с ее тела, отпуская ее на свободу.

— Панна? — к Ольге протянулась широкая ладонь, призывая принять ее подмогу. Она подняла голову и взглянула в карие глаза, глядевшие на нее пристально из-под широких седых бровей. — Пошли до пана борздо {6}! Борздо, кто бы ты ни была!

— Постой, Ежи, то ж не твое! — возразил откуда-то громкий голос, и усатый лях, стоявший над Ольгой резко выпрямился, кидая взгляд на крикнувшего.

— Твое, что ли? Не думаю. Пана Владислава будет девка, к пану и идите моему. Если кто смел будет на то!

Но кричавший уже видел за спиной ляха товарищей того, оглядывающих напряженно собравшихся в келье, положив руки на рукояти сабель, что пока были в ножнах. Усатый же, потеряв интерес к тому, снова склонился к Ольге и приказал, протягивая ладонь.

— Борздо!

Ольга несмело вложила свою ладошку в эту широкую руку. Она бы сейчас пошла к кому угодно, лишь бы уйти из этой кельи, полной разъяренных мужчин. Но потом, когда она поднялась на ноги, бросилось в глаза то бесчинство, что уже творилось тут, недалеко от того места, где она лежала.

— Постой, лях, — тронула Ольга за руку, уже развернувшегося к выходу и тащившего ее за собой усатого поляка. Тот недовольно обернулся к ней, кинул на нее раздраженный взгляд. Но Ольга все же кивнула в ту сторону, где завалили на пол Катерину.

— А она? И ее тоже…

Усатый лях недовольно крякнул, что-то пробурчал себе под нос, из чего Ольга услышала только «заноза» и «не дает покоя». Потом тот пожевал ус и, покачав головой, будто досадуя на себя, крикнул ляхам в келье.

— Славек! Не помните тут девку-то! Повалять поваляйте да не шибко старайтесь. Она пану нужна будет после. Там в огороде еще прячутся две, — при этих словах Ольга едва сдержалась, чтобы не ударить этого усача. Что ж говорит-то он?! А тот уже развернулся и потащил ее за собой прочь из кельи, а потом по узкому коридору, что образовался из-за многочисленных перегородок, которыми в срубе отгораживали кельи. Он с такой силой тянул за собой Ольгу, что та едва не упала, запутавшись в подоле платья белицы, едва не скатилась вниз по ступеням крыльца.

— Подожди, — взмолилась она против воли, когда снова споткнулась, засмотревшись на тело монахини, что лежало прямо у сруба. Знать, кто-то тоже искал спасения в темноте келий да не успел. Лица не было видно из-за волос, что не удерживаемые более апостольником, рассыпались по плечам и земле, скрывая личность убитой. А по цвету волос Ольге никак было не опознать…

— Подожди! Я не могу так быстро идти!

Но усач даже головы не повернул, только сильнее вцепился пальцами, когда мимо пробежала сначала белица, а за ней несколько ляхов, громко гогоча. Ольга поджала губы на подобное равнодушие, стараясь ступать как можно шире и не наступать на подол. Ибо она знала — упади она наземь, лях даже не обернется, так и потащит ее дальше, не дав возможности подняться.

Сначала Ольга не поняла, отчего так светло вдруг стало, едва они завернули из-за угла сруба к двору, а потом застыла на миг, пораженная ужасом, что захватил тут же все ее существо. Каждый уголок двора был ныне так хорошо освещен, будто день спустился нежданно среди ночи летней, оттого что ляхи подпалили церковь их нехитрую, и ныне так ярко пылала на фоне темноты леса. Только треск стоял горящего дерева, оглушив Ольгу.

137