Обрученные судьбой - Страница 154

154

Ксения поразилась услышанному, но все же сумела скрыть свое удивление от Любавы, что наблюдала за ней с привычной уже девушке странной усмешкой на губах. Жить без венца, без благословения церковного с мужчиной, да еще с тем, кто под венец другую вел некогда, при жене его живой! Грех страшный же то! Да еще ведовством заниматься!

Ксения знала, как жестоко карает ныне церковь и ведуний, и колдунов. Она была маленькой, когда царь Борис {2} приказывал изыскивать в землях русских людей колдовских, как привозили их в стольный град, где они приносили присягу не творить зла людям добрым. Но помнит до сих пор те ужасы, которые рассказывала ей одна из приставленных к ней мамок, видевшая своими глазами тех страшных колдунов и ведьм, что собрали тогда на площади. Но Любава вовсе не походила ни ликом, ни делами своими на тех людей, которыми так пугали Ксению в малолетстве.

— Ты, верно, думаешь, как я согласилась на то — жить без венца да при живой жене? — вдруг спросила Любава, и Ксения едва сумела удержаться, чтобы не перекреститься в который раз, ощутив в душе страх оттого, как легко прочла хозяйка ее мысли. — Сама доля мне выбрала этого мужчину, сама спутала нити наших жизней в одну. А против нее нет пути, она все равно свершит то, что задумала. Да и как можно противиться, когда сердце уже не для тебя стучит в груди, а для него? Как можно противиться, когда свой живот за него отдашь, ведь жизнь для тебя уже не жизнь без него?

Внезапно до женщин донесся со двора голос Владислава, окликнувший кого-то из пахоликов, и Ксения вздрогнула, почувствовав, как снова заныло сердце. Как и всякий раз ныне, когда она видела его или слышала его голос. Это легкое ощущение длилось всего миг, но цепкие глаза Любавы успели отметить, как что-то дрогнуло в душе Ксении.

— Ты сама ведаешь, каково это когда доля творит с твоей нитью жизни то, что ты не желаешь. Сама противишься ее воле. Он звал тебя. Все время, пока кумоха терзала его тело, звал тебя.

Ксения вздохнула, пытаясь перевести дыхание после того острого удара, который нанесли ее сердцу слова Любавы. Каждое будто гвоздь раскаленный вонзилось в сердце.

— Мне нет места подле него, — ответила она, сама не зная толком, кого желает убедить в том — Любаву или себя. — Он ворог мой, из скита увез силой, в земли свои везет на позор мой.

— Позор ли для женщины с любимым быть? Позор сердца соединить и руки? — спросила хозяйка, а потом добавила вкрадчиво, едва слышно. — Доля иногда дает мало времени на думы, боярыня. И не любит, когда ее дары так жестоко отвергают. Смотри, как бы ни пришлось слезы лить, что не уступила некогда ей. Нить жизни так быстро обрывается порой…

Она не успела договорить, как перепуганная Ксения, вспомнив, что перед ней стоит женщина, глядящая далеко в будущее, ухватила ее за руку чуть повыше локтя. Ее лицо побледнело вмиг, глаза расширились в испуге, что так и бился в сердце.

— Ты видела что? Владек…?

Любава лишь улыбнулась в ответ и головой покачала.

— Не вижу я так. В огонь смотреть надобно, чтобы будущее открыть. Просто слова, боярыня. Но ведь верные они. Особенно по этому времени лихому. Мы ведь, только потерявши, понимаем часто, как дорога была сердцу нашему потеря наша. Смотри, как бы то не случилось с тобой.

Весь остаток дня Ксения размышляла над словами Любавы. Она признавала их правоту, но как убедить свой ум в том, что не грех то будет смириться с тем, что сама доля ей посылает. Уже на землю опустились сумерки, стало совсем темно в избе, а сон все никак не шел к Ксении, ворочающейся на своей постели из соломы и простыни обычной на лавке под небольшим оконцем. Хозяйка уже давно легла к своему старшему сыну на печь, предварительно накормив младенчика, что тихонько посапывал ныне в колыбели. Постель у лавки Ксении была пуста — в очередной раз выскользнула из душной избы Катерина на ночное свидание со своей зазнобой ляшской.

Ксения вспомнила, как кормила, ничуть не стесняясь ее взгляда, младенчика Любава, как плотно сжимали пухленькие губки девочки, запеленатой в рубаху матери {3}, темный сосок той. При этом воспоминании закололо уже в груди самой Ксении, и она потерла легко кожу под рубахой, стараясь унять это немного неприятное ощущение. Интересно, каково это, когда твое дитя сжимает губами твою грудь, выдавливая из нее материнское молоко? Ксения вспомнила этот ни с чем несравнимый запах младенчика и закусила уголок подушки, чтобы не застонать от горя, что вдруг всколыхнулось в ней волной. Как же так? Почему судьба отняла у нее младенчика, которого она некогда носила под сердцем?

Она представила, каким мог бы вырасти этот ребенок, биение сердца которого она будто наяву ощущала под ладонью, что лежала на ее животе. Его глаза, светло-голубые, как небо и темные волосы, как у его отца. А то, что отцом этого дитяти был Владислав, она знала точно. Не помнила, нет, из темноты голова не выпустила это осознание. Оно просто пришло откуда-то из сердца.

Ксения увидела, как бежит по двору маленький ребенок в белой рубахе, что волнами идет вокруг его ног от резких движений, мешает его бегу. Темные локоны так и вьются на ветру, который далеко разносит детский заливистый смех. А потом крепкие руки Владислава подхватывают ребенка под мышки, и вот он уже болтает босыми ножками в воздухе, радуясь тому, как быстро кружит его отец по двору.

Скрипнула дверь во дворе, и Ксения пробудилась от дремы, в которую провалилась на короткое время. Она распахнула глаза и уставилась в потолок, сжала пальцами ткань полотна, которым укрывалась от летней прохлады. Она знала, кто именно ныне вышел в темноту двора, ей даже не надо было приподниматься на лавке, чтобы выглянуть в щель между оконными ставнями, чтобы убедиться в правильности своего предположения.

154