Обрученные судьбой - Страница 214


К оглавлению

214

Пришла Мария, показавшаяся Ксении какой-то растерянной. Она отвечала невпопад на вопросы Ксении, запуталась в шнуровке платья, вскоре уступив эту обязанность служанке, отошла к окну. Только однажды она повернулась к Ксении — когда та сказала, что собирается снова сходить в ту сторожку, где они были прошлого дня.

— Не стоит, Ксения, не надо этого делать! — запальчиво произнесла она, и Ксения повернулась к ней, уловив незнакомые ей оттенки в голосе Марии. Она стала совсем шляхтянкой — в платье из темной шерсти цвета темной воды, поясом, свитом из серебряных и синих нитей, в белом чепце, отороченном узкой полосой кружев, на толстом узле волос. Ее муж, Влодзимеж, занял при Владиславе должность ловчего, стал во главе всех служб, что отвечали за гон и соколиную охоту. Конечно, им был предложен и фольварк в службу, но Влодзимеж не стал уезжать от Владислава, видя, как не желает его жена расставаться с Ксенией.

— Ксения, — Мария сделала жест рукой служанке, приказывая удалиться, взяла из рук той маленький чепец из бархата, расшитый стеклянными бусинами в тон платью. Когда они остались одни, Мария продолжила. — Эта женщина, что там живет. Она — пупорезка {1}, Ксения.

— И что? — заставила ее продолжить Ксения после того, как Мария замолчала, прикрепляя к высокому узлу волос Ксении чепец. — Что с того?

— Люди считают ее ведьмой.

Услышав эти слова, Ксения сначала в испуге схватилась за распятие, висевшее на груди, а после расслабилась, рассмеялась.

— Какая же она ведьма? У нее же образа стоят в углу! Да и как можно такое о повитухе думать? — покачала она головой. На Руси повитуха считалась одной из уважаемых женщин, ее приглашали на свадьбы детей, что она приняла, считали, что именно эта женщина ответственна за будущую жизнь принимаемого младенца.

— Что слышала, то и сказала, — ответила Мария, пожимая плечами. — Мне Малгожата поведала, когда прошлого дня на службу шли. У них повитуха с нечистой силой знается. Говорят, именно ее зовут роды принимать у нечисти всякой, другие ведь не могут того. Я не верю в то, Ксения, но ты ведь ведаешь старую истину — береженого Бог бережет. Не стоит более там появляться от греха подальше.

Эти слова только разозлили Ксению. Она вспоминала, как ласкова была с ними пожилая женщина, как крутилось колесо прялки, как улыбнулась она ласково, видя радость Ксении, когда та образа увидела. До чего же разные все же люди на свете живут! И веры разные, и обряды, и традиции разные. Только вот чувства одни и те же питают их. Любовь, горе, радость, ненависть…

Но к сторожке лесной все же не пошла, решила сделать это как-нибудь в другой раз. Осталась в Замке, дожидаться возвращения из костела семьи Заславских, сидя в одной из зал второго этажа за вышивкой. Неожиданно пришел к ней в залу Ежи, спросил, может ли он разделить с ней комнату, а после попросил разрешения закурить, доставая свой чубук из кошеля на поясе. Ксения позволила, и тот раскурил трубку, наполняя комнату ароматом табака, возвращая мысленно ее в недавние времена. Девицы косились на старого шляхтича, а Ксения только улыбалась, вспоминая.

Какой же дивной стала ее жизнь после того, как появился Владислав! Какой полной тех чувств и эмоции, которые только он мог вызвать в ней! И в какие клубки порой они сплетались: ненависть шла рядом с любовью, а отчаянье подле счастья, от которого хотелось смеяться во весь голос. Огонь страсти, что всякий разгоралась в их жилах, коснись один другого, свет любви, что наполнял душу такой благостью, таким покоем.

Только с Владиславом Ксения становилась сама собой: дерзкой, смелой на язык, своевольной, и даже немного сумасбродной, но такой свободной. Только с ним она чувствовала себя живой. Только с ним ощущала себя женщиной.

Во дворе Замка зацокали подковы по камням двора, и Ксения поспешила подняться с места, выглянуть через квадратные стекла на приехавших. Спускалась с колымаги при помощи гайдука пани Патрыся, затем вышел бискуп в ярком пурпуре и толстой цепи поверх сутаны и подбитого мехом плаща. Слез при помощи слуги с коня пан Юзеф, морщась от боли в мышцах, быстро спрыгнул с валаха Владислав. Ксения залюбовалась им, водя пальчиком по стеклу, будто обрисовывая его широкоплечую фигуру. А потом улыбнулась, заметив, как окинул быстрым взглядом Владислав окна Замка, будто смог бы разглядеть ее сквозь толстое стекло. Отчего-то быстрее забилось сердце в груди, как тогда, когда она увидела его впервые на московской улочке, вспотели ладони.

Даже после, когда Ксения спустилась в трапезную, где уже ждали ее члены семьи Заславских, ее сердце все никак не могло успокоиться, а только пуще пустилось вскачь, когда Владислав с улыбкой принял из руки Ежи ее пальчики. Быть может, оттого Ксения была так невнимательна и не сразу заметила, какое напряжение витает над столом. Вроде бы все было как обычно, но пан Матияш был хмур и рассеян, бискуп молчал, разглядывая собравшихся за столом через стекло бокала, пани Патрыся чересчур деланно смеялась, бросая мельком взгляды на мужа, что в очередной раз обновлял содержимое бокала.

Вдруг пан Юзеф поднялся с места, со скрипом отодвинув тяжелый стул. Он поднял бокал, салютуя в сторону Владислава и сидящей по правую руку от него Ксении, и тому пришлось отвести взгляд от улыбающейся нареченной, взглянуть на брата, едва стоявшего на ногах.

— Я бы хотел выпить, панове и пани, — он поднял бокал еще выше, отчего вино дрогнуло в нем от резкого движения, выплеснулось на платье сидящей подле Патрыси. — Я бы хотел выпить за наше королевство и нашу шляхту.

214