Она часто выезжала с Ежи по уже установившемуся снегу, беря с собой то Марию, то Малгожату, к которой успела привязаться в последнее время. Мария, уже относившая половину срока (Марыля назначила ей срок разродиться перед Пасхой), стала ворчливой и раздражительной, Ксении и без нее хватало дурных мыслей. Оттого смешливая, полная задора юности Малгожата и привлекала ее ныне более, будто солнышко среди темных туч, вызывая ревность в Марии.
Малгожате никогда не сиделось на месте спокойно. Она то и дело понукала возницу гнать быстрее по снегу, чтобы морозный ветер бил в лицо, а в глазах мелькали разноцветные искорки солнечных лучей на снежном покрывале. Она же затевала некую забаву со стражниками, дежурившими на браме, кидая в них слепленные снежки, вызывая смех и у воинов, и у Ксении. И именно она же развлекала панну разными историями — забавными или пугающими, от которых кровь стыла в жилах, когда сидели за работой в светлице.
— Панна хорошо придумала с украшениями на Адвент, — сказала Малгожата как-то на прогулке. — Видела бы панна костел! Мы постарались украсить его на славу. Отец Макарий весьма доволен и велел кланяться панне и за ткани, и за ленты, что прислала панна.
Ксения, зная, что отцу Макарию было бы приятно, если украшения в костеле хотя бы немного были отличны от Замковых, вышила серебром узоры на лентах из пурпурного шелка и передала эти ленты в костел с остальными тканями, бантами и цветами.
— Хотя, мне видится, что панне следует дать отцу Макарию возможность выразить свою благодарность панне лично. Быть может, нам стоит повернуть в Заслав? Отчего панна никогда в граде не бывает? — предложила Малгожата, и Ксения задумалась — а действительно, отчего бы и не поехать в город?
В Заславе, несмотря на середину дня, было не многолюдно: куда-то спешили две хозяйки с корзинами в руках, закутанные в платки, пару раз перед санями пробежали ребятишки, поднимая снег с дороги. Из дома сапожника вышел войт, тут же низко поклонился саням, снимая с головы меховую шапку.
— Долгих лет панне! — донеслось до Ксении, и она кивнула, обрадованная этому приветствию. Все те, кто ей встречался на улочках до войта, кланялись, но как-то вынужденно, с явным холодом, спешили быстро скрыться из вида. Малгожата нахмурилась, видя это, сжала руку Ксении.
— Все образуется, панна. Моя мати говорила мне, что пани Элену тоже не любили в Заславе. Но потом переменилось все, привыкли люди. Да и сама она старалась заслужить их доверие, старалась стать истинной хозяйкой Замка. Они все встанут за ордината, оттого и выбор его примут, как приняли тогда. Только вот…
— Только вот — что? — спросила Ксения, понуждая паненку продолжить. Та отвела глаза в сторону, но не промолчала.
— Только вот удержать их приязнь пани Элена не сумела. Когда она оставила пана Стефана, люди кляли ее шибко за пана, за то, что дитя свое бросила, за то, что другое отняла у магната. А, вот и костел! Стой, стой, Рыжий, останови панне у костела, — приказала она вознице, и тот поспешил остановить сани на площади.
Отец Макарий, словно услышав лошадей, уже спускался по ступеням, придерживая сутану, чтобы не упасть на скользкой от льда и снега каменной лестнице. Он перекрестил Малгожату, склонившую перед ним голову, и Ежи, стянувшего шапку из лисы перед святым отцом.
— Панна Ксения, — повернулся затем отец Макарий к Ксении. Она слегка оробела под его пристальным взглядом, скрыла лицо в мехах, которыми был оторочен ворот ее одежд. — Я все ждал случая, когда смог бы отблагодарить панну за дар, что она сделала костелу. Я наслышан, что панна сама велела о том, без ведома пана ордината. Оттого ее дар приятен мне вдвойне. Жаль, что панна не может взглянуть своими глазами на ту красоту, сотворенную благодаря ей, внутри костела.
Ксения склонила голову в знак того, что она рада слышать слова отца Макария. Он вдруг улыбнулся, чего не делал ранее в присутствии Ксении, и она удивилась, заметив, как заметно просветлело его лицо.
— Я рад, что панна стала делать такие шаги в этих землях. Я неустанно молю Господа о том, чтобы эти шаги привели панну в лоно истинной церкви, где ее место, коли она решила стать хозяйкой этих местечек и этих волостей. Панна не спорит? — поднял он удивленно брови, улыбаясь еще шире.
— Неисповедимы пути Господни, — ответила Ксения, и отец Макарий перекрестился со словами: «Истинно все в Его руках!».
— Я слыхал, панна делала жертвы православным, посылала к ним серебро, — произнес он, и теперь настало время Ксении удивляться тому, что ее тайный дар своим братьям по вере через сына Марыли, стал известен ксендзу. Даже Владислав не ведал о том, как и Ежи, у которого брови при этих словах взметнулись под самый околыш шапки. — Нет, я не сужу панну. Да не судите, и не судимы будете, завещано христианам. Но я был бы рад, ежели подобное благочестие панна могла бы творить в нашем храме. Так было бы куда лучше. Для всех.
Он заметил, что Ксения поманила себе Ежи, стоявшего у своего коня, что-то прошептала ему, и тот передал ей кошель, что снял со своего пояса. Замахал руками, когда Ксения протянула этот кошель с монетами ему.
— Нет, нет! Я речи вел не к тому! — проговорил отец Макарий, отказываясь от дара Ксении, но та не опустила руки.
— Прошу, — прошептала она. — Пусть в костеле горят свечи за пана Владислава.
— Я и так ставлю их, без всякой деньги, — проворчал отец Макарий, недовольный тем, что его заподозрили в обратном. Ксения улыбнулась грустно в ответ, покачала головой.
— Я верю. Пусть будет поболе свечей. Я боюсь, что мои молитвы не охранят его. Быть может, латинянские патеры оберегут его лучше. А злотые… Пустите их на нужды костела. Я ведаю, что в Адвент Заславские делают дары церкви. Пусть это будет их началом.