1. Вид скульптуры, в котором выпуклое изображение выступает над плоскостью фона более чем на половину объема
2. Сарай для возов и лошадей гостей корчмы
3. Натуральная оспа (лат.)
4. Ветхий Завет
5. Июль
6. от рождества Христова (лат.)
7. Солдаты
8. В то время Лев Сапега занимал пост канцлера Литовского
9. Постановление суда, решение суда
Только безумец будет скакать сломя голову через лес, рискуя быть сбитым какой-либо из ветвей, что тянулись со всех сторон к всаднику, и вылететь из седла, при этом имея возможность сломать себе хребет или вовсе свернуть шею. Или лошадь могла споткнуться, запутаться ногами в пожухлых листьях, что так и взлетали из-под копыт ныне, зацепиться за сучья, которые предательски прятались под ними. Только безумец или отчаянный беглец, пытающийся спасти свою шкуру от неминуемой расплаты.
Слезы снова навернулись на глаза, когда позади раздалось пусть тихий пока, но такой отчетливый лай собак, улюлюканье охотников. Знать, спустили гончих с привязей, знать, охота идет не на зверя ныне.
Зачем она сделала это? Зачем поехала в Бравицкий лес, рискуя быть обнаруженной? Зачем так подставилась ныне под удар, выпуская эту злосчастную стрелу? Когда наконец она будет думать и только после делать? Когда разум сможет обуздать ее натуру, которая, как казалось еще недавно так слепо покорялась ему?
Лай раздавался все ближе и ближе, словно собаки летели на крыльях, право слово, а их ноги были длиннее и быстрее лошадиных. Где же этот ручей? Она точно помнила, как переводила Ласку через воду, даже подол длинной юбки намочила, и теперь тот тяжело лежал на ногах, некрасиво свешивался вниз. Вода поможет сбить с толку собак, ее когда-то научил тому Лешко, он многое рассказал ей и зверье, и о лесной чаще.
Лешко… Должно быть, он ныне недоумевает, куда она делась со двора корчмы Рыжего Авеся. Только-только стояла рядом, когда обсуждали очередную продажу браги и пива, которые поставляла винокурня пана Смирца на столы корчмы, и вот исчезла бесследно, ускользнула, растворяясь, как туманная дымка в этот осенний день, как только услышала слова рындаря.
— Пан Лешко, клянусь всеми святыми, разбили вадзянку {1}! Нет ее у меня, — мял шапку в руках усатый корчмарь. Это было обычным делом — когда привозили новые бочки с хмельными напитками, прежние, пустые и чистые, забирали на винокурню. Своего бондаря у пана Смирца не было, а брать со стороны большие бочки было совсем невыгодно. — Приехали прошлого дня на двор паны с паненками, остановились по пути в Лисий Отвор. Паны вдруг силами стали меряться — кто вадзянку далее прокатит полную, вот и разбили ее ненароком. Столько пива в землю ушло! Пусть пан Лешко не серчает, старый Авесь заплатит урон.
— Авесь заплатит! — процедил сквозь зубы Роговский, играя плетью, за которой неотрывно наблюдал рындарь — то сворачивал ее, то снова щелкал, взбивая песок, которым был посыпан двор корчмы. — У Авеся есть монеты?
— Есть, пан, есть, — радостно закивал рындарь, полез за ворот овчинной безрукавки, достал кошель и стал развязывать его трясущимися пальцами. — За панов щедро уплатил пан магнат, даруй Господь ему долгих лет здравия и жицця. Но разве ж диво то? Это ж пан Заславский. У них все в роду такие — только по справедливости живут, только по ней.
— Заславский? — вдруг повернулась к рындарю до того рассеянно разглядывающая птиц, что летели слаженным строем в теплые края, убегая от поступающей все ближе и ближе зимы, пани Кася. Рындарь уже хорошо успел узнать ее — она всегда приезжала вместе с паном Лешко и что-то записывала в свои свитки тонким пером, которое вместе с чернильницей носила в торбе, перекинутой через плечо. Да и кто не знает пани Катаржину в этих краях? Пани Касю, как ее звали за глаза. Маленького роста, стройная и тонкая, словно молодая березка, но такая суровая чуть что не по ней!
— Пан Владислав Заславский? — переспросила пани Кася, и рындарь закивал.
— Приехал, знать, в угодья свои. Давненько туточки Заславские не были, давненько. Только его человек тут жил, хлопы шептали, пани Патрысю под замком держал. Видать, было за что запереть ее тут…
Он что-то еще говорил Лешко, кивая головой, при том совсем не сбиваясь со счета и перекладывая серебряные трояки {2} на деревянную крышку одной из бочек, что еще не погрузили в телегу, которая увезет те на винокурню пана Смирца. Лешко сосредоточенно наблюдал за передвижением серебра из кожаного кошеля в стопку, растущую у него на глазах. Он плохо считал и почти не умел читать и писать, предоставляя это дело Касе, что так быстро пересчитывала монеты, будто была рождена не шляхтянкой, а менялой из Моисеева племени. Потому он скоро сбился и просто стал смотреть, как Авесь выкладывает серебро, надеясь, что Катаржина проверит все после. Но когда Лешко обернулся спустя время назад, где еще недавно у телеги стояла пани, то обнаружил, что ее нет. Ее не было ни во дворе корчмы, ни за высоким плетнем. Не видно было ее и на улочке деревни, ни за ее пределами — на открытом просторе убранных полей. Как и лошадки пани Каси — белой тонконогой Ласки, что купили три года назад на ярмарке в ближайшем граде.
А пани уже пробиралась медленно через Бравицкий лес, аккуратно ведя свою лошадку между стволов деревьев, следуя за своим сердцем, что толкнуло ее сюда и так и манило к каменному дому на большой лесной поляне, окруженному высоким деревянным забором. Она видела этот дом прежде, приезжая в этот лес поохотиться вместе с Лешко. Это было непозволительно, ведь лес принадлежал магнату, и охота в нем была запрещена, особенно на статных оленей и больших зубров, и им пришлось бы заплатить немалый штраф за свою добычу, коли поймали их здесь с ней в руках. Но именно это ощущение непозволительного и гнало сюда Роговского. А вот Ксения ехала в этот лес всегда по другим причинам — вдруг когда-нибудь она нежданно столкнется тут с Владиславом?