Обрученные судьбой - Страница 330

330

— Видя, как он убивается по панночке, я понял, что нам не будет прощения за то, что украли мы с тобой тогда, — глухо говорил Ежи, стараясь не обращать внимания на слезы Ксении, что сидела на скамье, обхватив плечи руками и раскачиваясь, словно не слушая его вовсе, а думу свою думая. — Не будет нам его прощения, Касенька. И мне даже страшно ныне думать о том, в какой клубок мы запутали наши жизни той страшной ложью. И как распутать его ныне… не распутать его вовсе! Тяжело мне, Касенька, сердце болит каждый день ныне. Смотрю на него, зная, что не смею в глаза ему глядеть, а душа стонет. Думал, что смогу, сумею в себе держать, да как нынче сделать-то? Не могу я подле него быть ныне, прошусь удалиться в свои земли, а он не отпускает от себя. «Ты мне родной человече, Ежи, как я без тебя буду ныне?», спрашивает, а мне тошно становится, зная, какой камень на душе ношу. И не избавиться мне от этой ноши и на исповеди. Ибо не верю я даже ксендзам — а вдруг тот захочет злата или еще чего, вдруг пойдет к магнату с такой вестью? Или того хуже — к пинскому епископу, пану Сикстушу? Никому не верю ныне. Никому, кроме тебя и Эльжи. А ведь это страшно, Кася. Оттого и молюсь, кабы так случилось, что вскроется все, и молюсь о том, чтобы сохранилось. Ведь ныне я даже не смогу предсказать, как поступит Владислав, разведав обо всем. И что будет тогда с нами, теми, кто так жестоко предал его? Я порой смотрю на него и понимаю, что боюсь его, Кася… я не ведаю того, что на уме может быть. Ранее знал, но ныне…

Ксения вдруг прижалась к нему, обхватила его руками, роняя шаль на лавку. Ежи чувствовал, как дрожит ее тело, как трясут его безмолвные рыдания.

— Ты плачешь, что ли, ласточка? Не плачь, не надобно. Старый я дурень, запугал тебя, верно? Слезы лить заставил. Я вот знаешь, какую думу думал, пока сюда ехал? Ты ведь без мужа, Кася, а Владусь без жены ныне? — Ксения подняла голову с его груди при этих словах, взглянула в его лицо удивленно. — Дивишься? Я тоже дивился, когда эта шальная задумка в голову пришла. Чем не пара моя дочь, Катаржина Вревская, пану Заславскому? Пусть не такого знатного рода, как Острожские, да и злата столько в сундуках у меня нет и земли у меня мало, но чтоб меня черти взяли, если рода пани Катаржина не шляхетского! Ну, чем не невеста пану ординату? Да и еще с таким посагом, что всех невест посаги перебьет, коли пан Владислав прознает о нем!

А потом резко выпрямился вдруг, сжал ладонями плечи Ксении, по-прежнему растерянно глядящей в его глаза.

— Только мы должны открыться Владиславу, понимаешь то? Я или ты, но никто иной! У чужих уст и правда другая будет, чужая правда. А чужой правды в это деле нам не надобно, Кася. Чужая правда погубить нас может с тобой, лихо только принесет. Только мы должны рассказать Владиславу, ведь в том спасение наше. Я все обдумаю, Кася, и решу все. Верь мне. Бог даст, и назовешься ты пани Заславской, как и должно быть, видимо. Бог даст, и свершится то!

1. Большая бочка. Обычно служила для транспортировки жидкостей

2. Монета Речи Посполитой, равная трем грошам

3. Небольшая деревянная бадья с веревочной ручкой, наподобие шайки

Глава 53

Эта ночь была долгой для Ксении. Ведь за эту ночь она снова пережила все время прожитое ранее, со всеми горестями и радостями. Сперва лежала подле Анджея, уткнувшегося личиком в ее ладонь, смотрела на едва освещенный лик Богородицы в серебряном окладе, вспоминала другие образы, другой «красный угол», другую спаленку. Ту, в которой выросла, в которой превратилась из смешливой и проказливой девочки, что только тревог доставляла своим мамкам и нянькам, в девицу на выданье. Лица из прошлого, такие родные, уже чуть скрытые за легкой пеленой времени.

Высокий и широкоплечий богатырь Юрась, катавший ее на плечах, пока она была мала, и привозивший ей леденцов и орешков в меде в каждый свой визит в отчий дом. А потом он женился, и его закружили заботы о растущей семье, о холопах и земле, что выделил тогда боярин Калитин сыну, чтобы тот получил опыт управления хозяйством до того, как сменит самого Никиту Василича во главе рода.

Да не суждено то было: пришла на Московию черная тень с белыми крылами за спиной, прячась за спиной самозваного царя Димитрия, улыбаясь в лицо, но укрывая за собой острые сабли. Правда, тогда царь Димитрий казался благом для страны, открыто кричали за него на площадях да у церквей, недовольные правлением умершего царя Бориса и его наследником Федором. Но Юрась был воеводой в войске царском, и подобные мысли были ему не по положению и не по чести. Оттого и отдал свою жизнь в битве под Кромами, когда разбили ляхи московитов.

Как Ксения могла забыть о том, что еще недавно лила слезы по ушедшему брату, когда лезла по ступеням приставной лесенки, чтобы поглядеть на парад в честь невесты того, чьи воины отняли жизнь ее брата? Как могла впустить в свое сердце любовь-тоску по ляшскому рыцарю?

Она отводила светлые волосики со лба Анджея, стараясь не разбудить того, и в очередной раз поразилась тому, как он порой схож лицом с ее братом, Михасем. Сейчас, спустя время, это сходство стало не таким явным, отличные черты разных родов смешались, намекая на принадлежность то к одному, то к другому изредка. Но ныне, когда Анджей мирно спал, улыбаясь чему-то увиденному в грезах, Ксения вспоминала своего младшего брата.

Снова сжалось сердце. Как тогда, когда узнала, что Владислав пошел на Московию вместе с войском короля Сигизмунда. Тот ужас, разлившийся в груди, захвативший от макушки до самых пяток. Она не могла проклинать Владислава, как ни взывал к тому гнев, только молча лила слезы, удивляясь тому, каким он стал за время, что они не вместе. Или он был таким всегда и только ради нее надел другую личину? Горели церквы ее веры на землях Заславского, скрывались иереи от униатов. Он не вступался, значит, с его позволения творилось то.

330