Ксения склонилась, всматриваясь в свое неясное отражение в мутной воде пруда. Давненько она не задавалась вопросом, пригожа ли она. Будучи замужем, она не особо интересовалась своей внешностью, а положение в вотчине мужа — вроде и жена, да не хозяйка — заставило ее забыть о себе почти полностью, настолько она преуспела в своем желании стать незаметной и тихой. Она не жила то время, а просто его проживала — от рассвета до вечерней молитвы перед сном.
А ныне Ксения чувствовала себя так, будто она просыпалась от того сна, в котором пребывала последние годы. Ей вдруг до боли захотелось убедиться, что ее глаза не тусклы, а кожа не бледная, что ее волосы… хотя нет, не стоит говорить ныне о косах, когда последний раз она мыла волосы более двух седмиц назад.
Ксения кивнула Марфе на кику, сними, мол, и когда та подчинилась, вдруг сама потянулась к завязкам повойника. Страстно хотелось промыть волосы о дорожной пыли, освежиться после тяжелого изнурительного пути по такой жаре.
— Как же я давно не была в мыльне! — чуть ли не простонала Ксения, вызывая улыбку на губах Марфы. — Вроде на том берегу пруда займище {1}? Быть может, удастся уговорить хозяев пустить нас в баню.
Марфа пристально вгляделась в ту сторону, куда указывала Ксения, а после покачала головой, с ее губ мигом слетела улыбка.
— Неизвестно, боярыня, займище там было или починок. Но то, что ныне там нет ничего, верно, как Божий день. Ни собака не лает, ни скот не шумит, да и пусто на том берегу. Видать, давно пусто.
Ксения испуганно взглянула на очертания построек, что виднелись сквозь редкие ветви деревьев на том берегу. Она совсем забыла, какая напасть навалилась на Русь в последние годы, занятая мыслями о своей недоли. Обычно в пути объезжались пустынные места, брошенные хозяевами, выжженные дотла, оберегая боярыню от неприглядного вида этих жилищ, от того духа смерти и разорения, что так и витал над ними.
— Не пугайся, Ксеня, — дотронулась до ее руки Марфута, успокаивая. — Давай я лучше тебе волосы здесь промою, пока ляхи заняты лагерем.
Она едва успела коснуться завязок повойника Ксении, когда та кивнула, соглашаясь, как вдруг боярыня резко выпрямилась и положила ладони на ее руки, останавливая. До женщин донеслись звуки шагов сквозь кустарники, что росли на этом берегу пруда. Кто-то явно к ним направлялся.
И верно — спустя миг на берег вышел Владислав, отклоняя от лица ветви. Он остановился почти напротив женщин, что притихли и наблюдали за ним, не отводя глаз, а потом шагнул в их сторону. Ксения тут же выпустила из рук тяжелый, расшитый позолоченной нитью подол сарафана, что с плеском упал в воду, скрывая обнаженные ступни.
— Иди, огонь уже развели, — коротко приказал Владислав, и Марфута, распознав, что тот от нее хочет, направилась к берегу, тяня за руку свою боярыню. Владислав посторонился, когда они выходили из воды, но руки не подал ни Марфе, ни Ксении, предоставив им самостоятельно выбираться из пруда по скользкому глинистому берегу. Да уж, очень влиятельна краса женская на него, с раздражением подумала Ксения, когда едва не растянулась на траве, скользнув по ней мокрыми ступнями. Вон как помогает!
— Останься, панна, — последовал затем такой же короткий приказ, когда женщины, оправив одежду, направились было прочь с берега, к лагерю, которым ляхи расположились в отдалении. Они переглянулись: Ксения — испуганно, Марфа — подбадривая ту взглядом, но все же обе подчинились требованию шляхтича. И только, когда служанка скрылась из виду, Ксения вдруг поняла, что снова осталась при Владиславе в непотребном виде — без кики, покрывающей голову, в одном повойнике. Хотя стоит ли думать об этом ныне? Разве не больший срам ее ждет впереди, когда Владислав шагнет к ней, коснется ее? Когда она снова уступит ему. Ведь от одной только мысли о том, что может тут вскоре произойти, Ксению кинуло в какой-то странный жар, сразу стало нечем дышать.
Но Владислав не шевельнулся, просто стоял и внимательно разглядывал ее, будто пытаясь отыскать в ее лице что-то.
— Ты тогда плакала, панна. Я сделал тебе больно?
Для Ксении этот вопрос прозвучал настолько неожиданно, настолько необычно, что она вздрогнула, растерявшись на миг, мучительно краснея от непристойности его речей. Она хотела промолчать, не отвечать на вопрос, но по пытливому взгляду Владислава поняла, что тот не успокоится, пока не узнает ответ на него. И хоть она знала его совсем мало, но уже успела понять, что шляхтич всегда добивается своего.
— Нет, — опустила голову Ксения, пытаясь уйти от его внимательных глаз, но он вдруг шагнул к ней и поднял ее голову вверх, обхватив пальцами ее подбородок.
— Но ты ведь плакала! — настойчиво проговорил Владислав, и Ксения вдруг невольно разозлилась. Чего он ждет от нее? Какого ответа? Разве не должна она была плакать после пережитого позора? Разве не знает он, что означает для нее то время, что они провели вместе в лесу? А потом вспомнила, что Марфа говорила ей — будто бы лях был подле возка, когда она вернулась из леса. Слышал ли он о том, что она поведала своей служанке, о чем именно плакала? И если слышал, неужто специально ныне пытает ее о причине ее слез два дня назад?
— А я должна была радоваться, лях? Своему сраму? — резко ответила Ксения, глядя ему в глаза дерзко, с вызовом. В их черноте что-то промелькнуло неуловимое для Ксении, но она поняла, что настроение Владислава тут же поменялось по его напрягшимся пальцам, удерживающим ее подбородок в плену.
— Тпру, Ксеня, тпру! — В голове вдруг возник голос Марфуты, будто она была подле и шептала ей прямо в ухо. — Не надо злить и дразнить ляха. Ласка, Ксеня, ласка…