Обрученные судьбой - Страница 375

375

— Я не ведаю, что мне делать, Ежи. Он так холоден со мной, и это рвет мою душу. Я боюсь, что он никогда не простит ни меня, ни тебя, — шептала она, пряча свое заплаканное лицо в его ладони.

— Верь, Касенька, верь, — гладил ее косы Ежи свободной рукой. — Не нынче, так позже… Сердце ж не камень, а кровь не вода. Как он может не простить тебя, когда у него перед взором будут глаза, так схожие с твоими? Коли б совсем не терпел нас с тобой, то выкинул бы окрест земель этих без раздумий. А тут и остаемся мы в Заславе, и Анджей к тебе допущен. Ты потерпи, Касенька… потерпи… Сердце не камень.

— Что с рукой твоей, Ежи? — с замиранием сердца спросила Ксения, чувствуя, как цепляются нити грубого полотна, которым была замотана его правая рука, за ее волосы. — Он ли то? Что он сделал?

Ежи долго не отвечал ей, словно раздумывая над ответом. Он действительно думал, что сказать ей, а о чем промолчать, чувствуя ее волнение, ее сомнения. Да, Владислав лично бил его в тот день, когда спустился в темницу под брамой, узнав о том, что Ксения жива и здорова, что в вотчине его хозяйкой ходит. Бил жестко, не жалея сил, да и Ежи не желал защищаться от этих ударов, ощущая в себе вину за ту боль душевную, что рвала тогда Владислава на части и до сих не давала ему покоя. А рука…

Владислав в ту ночь разбудил его, едва прибыв в Замок — усталый и злой. Такой злой, что даже у Ежи душа ушла в пятки при виде того, какими черными стали его глаза, что даже зрачки не были заметны. И только потом он смог понять причину его злости, когда только переступив порог каморы, Владислав хлестнул кнутом по полу, стараясь вызвать страх в своем пленнике, чтобы тот сразу же ответил на его прямой вопрос, без лукавства.

— Кто? Кто с ней жил? Кто был с ней? — рев раненого сердца, что кровоточило, причиняя дикую ослепляющую боль.

И тогда Ежи стал клясться, что Ксения чиста перед Владиславом, что только о нем и думала все эти годы. Что на обман пошла только ради него, ради его блага. И видя, что тот не верит ни единому слову, а только усмехается криво, то сворачивая, то разворачивая кнут, уже придумывая кары на головы виновных перед ним, смело шагнул к жаровне, что принесли по приказу пана ордината в камору для обогрева.

— А так поверишь? Коли на огне клятву принесу? — тихо сказал Ежи и положил правую ладонь прямо на горячие угли, прикусывая ус, чтобы сдержать крик и вынести боль, ударившую прямо в голову, грозившую разорвать ее на куски. Ничего не сказал тогда Владислав. Только отвел кнутовищем обожженную руку шляхтича от обжигающего жара и молча вышел вон, прислал на смену Магду с корзинкой полотна и мазями для перевязки раны.

— Я сам, — наконец проговорил Ежи и снова провел ладонью по волосам Ксении. — Сам то, не пан Владек. На огне я клятву дал.

— О чем? — глухо спросила Ксения, пряча по-прежнему лицо в его ладони. А потом засмеялась нервно, резко, вызывая в Ежи странное чувство беспокойства.

— Ты дал ему клятву, — проговорила она. — А я подтвердила его подозрения невольно. О Лешко — подтвердила…

— Ну, ты и… все нам во благо, верно, Касенька? — усмехнулся Ежи, чувствуя, как рассыпалась в нем последняя надежда на то, что когда-нибудь Владислав сможет принять его проступок, простить его и верить снова ему, как самому себе, как когда-то.

Ксения не стала долго задерживаться в корчме, памятуя о своем обещании Андрусю отвести того на гуляния. Кроме того, вскоре подняли в комнатку широкую балею, в которую слуги вылили пару ведер холодной и горячей воды, чтобы Ежи смог смыть с себя грязь замковой темницы, переменить рубаху на свежую, приготовленную предусмотрительным Люшеком. Ушла из этой небольшой комнатки, на прощание коснувшись губами лба Ежи. Тот успел ухватить ее за руку, когда она уже отстранялась от него, удержал подле себя.

— Что там пани Эльжбета? — тихо спросил он, смущенно, словно молодец влюбленный, отводя глаза в сторону от ее взгляда. — Здрава ли?

— Здрава, ждет тебя всем сердцем и душой, — ответила Ксения, с трудом удержавшись, чтобы не огорошить того вестями, которые знала сама. Но улыбки сдержать не сумела, и Ежи нахмурился, глядя, как раздвинулись ее губы, как озорно сверкнули глаза.

— Что там у пани Лолькевич? Стряслось что? — но она уже увернулась от его руки, уклоняясь от ответа, поспешила к двери.

— Сама все скажет. Я не могу…

— У! Заноза! — ответом на его ворчание был только тихий смех с лестницы, и он невольно улыбнулся сам. Вот ведь…!

Анджей уже ждал ее в своих покоях, с трудом скрывая свое нетерпение. Оттого он и бросился к Ксении, едва та ступила на порог, обхватил вдруг ее руками, прижимаясь к ней всем телом. Нежданная ласка, и такая мимолетная, ведь он тут же отстранился, обернулся на улыбающуюся Магду, словно извиняясь за свой порыв, но та лишь кивнула ему, и он улыбнулся в ответ. Мой маленький, прикоснулась губами к его волосам прежде, чем ему одеть шапку, Ксения. Мой маленький пан ординат. Такой серьезный и такой смешливый одновременно… Мое дитя…

По пути во двор Анджей снова спросил мать о пане Смирце, и теперь та с легкой душой могла сказать ему, что тот уже скоро увидится со своим «внуком», ведь уже на днях будет в Заславе, отводя взор от взгляда Марии, что тут же обернулась на нее при этих словах. Но та ничего не сказала, снова повернулась к сыну, которого вела за руку по галерее, спеша во двор, и далее — за ворота брамы, на гуляния, шум которых уже доносился, пусть и еле слышно через слюду окон.

Во дворе Замка было многолюднее, чем тогда, когда Ксения вернулась из града. Лошади, хлопы, подтягивающие подпруги и проверяющие сбрую, охотники, готовившиеся к выезду в лес, что лежал за Замком. На пути к выходу через ворота брамы Ксению вдруг остановила чья-то рука, и она резко обернулась, отчего-то перепуганная этим жестом. Но это был не Владислав, как она решила, а пан Сапега, ожидающий, пока ему приведут оседланного валаха.

375