Обрученные судьбой - Страница 390

390

— Езжай, умоляй! — резко ответила Ксения. — А пани за панами на коленях ползать не должны!

— Бывает за вина, за которую не стыдно на колени упасть. Да еще перед человеком, которому сердце отдано, — так же резко ответил Ежи, и она отшатнулась от него, качая головой.

— Нет! Нет… не надобно слушать слова ваши было, не надобно, — шептала она. — Осталась бы в Замке, уговорила бы. А так… Ехать на поклон, когда он такое задумал… Я за него землю отчую оставила, родичей. И его потом оставила… только за благо его. Как он может?

— А он, думаешь, мало пред тобой голову склонял?! — поднялся вдруг на ноги Ежи, перевернув табурет этим движением. — Сколько он кланялся… сколько творил то, что ты желала! Дурнем себя выставлял перед всеми! Мало того? Не пора ли самой поклониться?

Но Ксения не стала отвечать на его слова, только развернулась и ушла к себе, хлопнув дверью напоследок, выражая тот гнев, что плескался в душе. Вот ведь как вывернул все! Она виновата оказалась вдруг в том разладе, что между ней и Владиславом! И откуда он ведает, что она не кланялась Владиславу, не каялась? И только потом, к концу дня, когда были выплаканы все слезы, когда утихла злость, ушла растерянность, Ксения вдруг затихла. Вдруг проснулось непреодолимое желание ступить под расписные своды храма, послушать звучный голос иерея, разлетающийся по всему храму, постоять перед ликами, взглянуть на их образы поверх огоньков свечей. Там она найдет ответы на свои вопросы, только там.

Как потянула душа в церкву, так и поступила Ксения. Приказала седлать себе Ласку да хлопа взяла в провожатые, чтобы не страшно было возвращаться по темноте на двор. А в церкви не только службу простояла, но еще долго оставалась перед ликом Богородицы, что так ласково в душу глядела, проникая до самого потайного уголка.

— Что мне делать? — прошептала Ксения, пытаясь найти путь, по которому ей надлежало идти ныне. — Что мне делать?

Ехать ли ей, не откладывая в Заслав? Просить Владислава принять ее, выслушать ее доводы? Но к чему они ныне, когда уже шьется свадебный наряд для пана ордината? Только душу себе снова бередить. Да имя свое на слух людской пустить. А толки лишние могут не только ей навредить ныне, а сыну ее. Нет, не поедет она в Заслав, не будет боле унижать себя.

Она вдруг вспомнила, как смело предложила себя тогда Владиславу в Замке, как вела себя в ту ночь, и в жар бросило от стыда. Хотя чего стыдиться здесь, коли от сердца шло? А вот что Владиславом тогда вело, если не тоска душевная, если не тяга сердечная?

А потом горечью наполнился рот. Ради чего от земли своей да от родичей отказалась? Ради того, чтобы плакать здесь перед ликами святыми? Но следует ли роптать ей на волю Божью, ведь его длань вела ее сюда, по его велению путь прошла от порога терема отцовского до гридницы на шляхетском дворе.

— Помоги мне, — прошептала Ксения запальчиво, едва не сбивая своим дыханием огоньки свечей, что стояли к ней ближе всего. — Помоги мне, Богородица. Направь меня, ибо заплутала я. Во тьме я и одна… помоги мне…

Уже выходя из храма и прощаясь с иереем, что благословлял ее на ступенях церквы, Ксения вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд через открытые двери церкви и подняла резко голову под ладонью священника. Невысокий молодой шляхтич в темном жупане, подбитым скудным мехом волка, тут же отвернулся к образу, у которого стоял, стал креститься и шептать что-то себе под нос, будто он молитву творил, а вовсе не за Ксенией наблюдал пристально. А потом и вовсе ушел вглубь храма, скрываясь от взгляда Ксении, заставляя ту нахмуриться невольно.

Она искала впоследствии этого шляхтича среди прихожан, что приезжали в храм на службы, спрашивала о нем иерея, но тот ничего не смог ответить о том. Мол, заезжий, вестимо, в храм на вечерню тогда пришел, не из местных точно, потому как поп впервые видел того тогда.

Эх, переговорить бы с Лешко, подумалось Ксении спустя несколько дней, когда она пыталась забыть о том странном шляхтиче, замеченном в церкви. Тот бы сразу сумел выведать, надобно ли так долго душу тревожить воспоминанием о нем. Да и отчего тогда она насторожилась, почему зацепилась взглядом за этого пана, Ксения не могла объяснить даже самой себе. В церкви и ранее бывали проезжие шляхтичи, мещане и хлопы, а саму Ксению не раз окидывали взглядами мужчины, даже в храме, где подобных взоров быть не пристало. Но тут же… тут было что-то иное, ускользающее от Ксении, не дающееся в руки.

Зато от мыслей тягостных отвлекло размышление о том странном незнакомце, что не могло не радовать. Позабылась, пусть и ненадолго недоля своя, высохли слезы, ссохлась боль острая внутри. Все в воле Господа, уверяла она тогда себя, теша себя тайной надеждой, что не оставит ее он в час тягостный. Как отвлек потом от раздумий о том странном взгляде один день студзеня, в который Лешко покинул вотчину Ежи навсегда.

Ксения тогда стояла, замерев на крыльце, когда прощался он и с паном Ежи, и с Эльжбетой, и другими. Даже Марысю, что тайно влюблена была в него с младых лет, поднял в воздух и чмокнул ласково в губы на прощание, отчего та вспыхнула, как маков цвет, а после убежала в хлев да ревела до вечера в голос.

И только на Ксению он взглянул лишь от самых ворот, уже скрываясь за створкой. Обернулся на нее, замершую на крыльце, вцепившуюся в столбик резной. Прости меня, взмолилась безмолвно Ксения, прости, что не смогла дать тебе то, что ты по праву получил бы, не будь в моей жизни Владислава. Но разве можно жить постоянно при луне, когда ты видел свет солнца, грелся в его теплых лучах? Так и я не смогла бы жить с тобой, даже ныне, когда от меня отвернулось мое солнце.

390