Обрученные судьбой - Страница 76

— Уж лучше головы лишиться, чем то, что ты мне уготовил! Знаю я, куда ты везешь меня, — бросила Ксения, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Слышала, как я твои люди об том судачат. Уж лучше смерть, чем это!

— Значит, для тебя жизнь подле меня так невыносима, верно, панна? Уж лучше смерть, чем такая жизнь, без венца? Лучше валяться со мной в траве, а после к родне вернуться и принять их волю? А ежели панна дитя мое принесет при том на их двор? Думала ли, ты об этом, Ксеня? Думала? Лучше смерть, говоришь? Ну уж нет, панна, со мной тебя судьба связала, в мои руки отдала, в мою власть!

Ксения уже плохо соображала, что он говорит, не вникала почти в смысл его слов, взбудораженная его тоном — таким угрожающе и обманчиво спокойным. Она сознавала только одно в тот момент — он не стал отрицать слов своих пахоликов. А еще ей становилось не по себе от понимания того, что так ждала этого, ждала, что он будет все отрицать, несмотря на очевидное, снова заморочит ей голову сладкими словами. И снова нахлестнула злость — слепящая, затмевающая разум. На себя, на него, на недолю свою, на весь свет.

— Знать, все верно? — взвизгнула она на пике эмоций, охвативших ее. — Знать, к Суглинке идем?

— А панна знает другой путь? — едко спросил Владислав, и она не сумела сдержаться, размахнулась и ударила его свободной рукой, хлестнула по щеке изо всей сил.

— Ненавижу тебя! — прошипела Ксения. Ей казалось, еще миг, и она упадет прямо на землю, забьется в судорогах, не в силах сдержать в себе ту злость, что буквально разрывала ее изнутри, ту истерику, что поднималась откуда-то из глубины души. — Ненавижу! Отольются тебе все мои слезы скоро! Пожалеешь о своем обмане!

Ксения вырвала свой локоть из его пальцев (он не стал ее удерживать подле себя в этот раз, видя ее состояние), убежала куда-то в сторону, упала в траву, задыхаясь от злости и невыплаканных слез, комком вставших в горле, мешая нормально дышать.

— Не ходи за ней, — быстро подошел к Владиславу Ежи, удержал его. Шляхтич стряхнул с рукава жупана руку дядьки, с неудовольствием отмечая тишину, что повисла над лагерем. Значит, притихли, слушая ссору своего пана! Он обернулся к костру, и пахолики снова заговорили в голос, стараясь не смотреть на Владислава. — От, дурная голова, бешеный норов! Как мать твоя, упокой Господи ее душу в чертогах своих, — проговорил Ежи, глядя в ту сторону, куда ушла Ксения. — И столько же бед себе принесет, коли не успокоится. От чего она так взъелась? Узнала, что в Белоброды везешь ее? — и когда Владислав кивнул хмуро, поспешил сказать. — Ну, ее-то тоже можно понять. При живом муже с другим жить, это ж для нее совсем… Ты же знаешь, поговорку нашу — где двое, там любовь, где трое, там измена. Дай ей время, она все обдумает, и примирится с долей своей.

Ежи немного помолчал, а после заметил, как к Ксении подходит Марфута, поднимает ту с земли и в возок ведет, и проговорил задумчиво:

— Надо за бабой рыжей поглядеть, Владек. Что-то с ней неладно. А давеча я след нашел не наш. Кто-то к нам подходил скрытно, видать. Один. Скоро к тому же в земли Северского войдем. Тут глаз да глаз нужен.

— Что дозорные? — бросил Владислав и, получив ответ, что все тихо ныне было, приказал. — Проследи за рыжей сам. Согласен, что-то притихла она с недавних пор, а такая болтушка была. Не к добру! Слишком много свободы я им обеим дал. Как бы ни пожалеть!

А в возке Ксения скоро притихла, наплакавшись вволю. Прилегла на сидение, положив под голову свернутый летник, попросила Марфу выйти и принести ей что-нибудь жажду утолить.

— Кваса хочу, — скривилась она, когда служанка принесла теплой воды в кувшине. — Не хочу воды. Мы ведь квас ныне в деревне взяли. Ступай и принеси кваса.

Но Марфа даже с места не двинулась, так и осталась сидеть на своем месте напротив Ксении, пристально глядя той в глаза. Только головой медленно покачала, отказываясь.

— Да ты разума лишилась, Марфа? — воскликнула Ксения удивленно, а после смолкла, заслышав шум у возка. А потом в стенку снова ударился кулак, уже совсем рядом с дверцей, и Ксения замерла испуганно — знать, Владислав все же желает спор продолжить или спрос с нее взять за ее поведение неподобающее ныне вечером и давеча.

Дверца распахнулась, и в проеме действительно показался шляхтич. Он уперся одной рукой в возок, а вторую протянул внутрь, стараясь ухватить Ксению за подол сарафана, вытянуть ее из возка. Она увернулась от него, легко ударила по ладони, а он вдруг схватил ее пальцы в плен, пошатнувшись и едва не упав, если бы не удержался за возок. Пьян, мелькнуло в голове Ксении, и она потянула руку на себя, вовсе не желая иметь никаких дел с Владиславом, когда тот под хмелем, ведь пьяные так легко теряли контроль над собой.

— Сука! — вдруг прошипел Владислав сквозь зубы. — Отольются мне твои слезы, говоришь? А я-то, дурак, верил тебе…!

Он потянул ее на себя, и Ксения ударила его в плечо, сопротивляясь его силе. Он пошатнулся от этого удара, но на ногах не удержался, упал на землю, скрывшись из вида женщин, сидевших в возке.

— Нет! — метнулась Марфута одним резким движением наперерез Ксении, уже готовой выскочить из возка, чтобы поглядеть, не ушибся ли Владислав. — Не ходи, Ксеня! Не ходи туда!

Что-то в ее голосе заставило Ксению замереть на месте, медленно перевести взгляд на нее. Та опустила глаза вниз, не в силах смотреть в лицо боярыне своей.

— Прости меня, Ксеня, грешна пред тобой я, — всхлипнула она, и Ксения прикрыла глаза на миг, пораженная догадкой, что мелькнула в ее голове. Потом опомнилась, оттолкнула Марфу, что загораживала ей выход, вышла наружу.