Обрученные судьбой - Страница 104

104

— Отдай ее нам! — вдруг крикнул из толпы Гришка-десятник. — По твоему же слову — жизнь изменника за жизнь павшего при измене! Отдай нам ее!

Снова зашумели чадинцы десятки Гришки, требуя выдать им изменницу на расправу, и только грозный взгляд Владомира, брошенный в толпу, заставил их умолкнуть, вспомнив, что сотник голова их чади, а не Гришка. Сам же Владомир еще ближе ступил к жене, опустившей взгляд в землю, поникшей плечами.

— Милости! — Ксения воспользовалась тем, что Северский отвлекся на расшумевшуюся толпу, и вывернулась из-под удерживающей на месте его руки, бухнулась на колени в пыль у его ног, не обращая внимания на боль от удара, тут же возникшую в ногах. — Милости, мой господин! Господь велел нам быть милосердными, яви нам милость свою!

Северский явно был недоволен ее поведением — боярыня на коленях в пыли двора, будто холопка какая, но Ксении было все равно ныне. Пусть он накажет ее позднее за то, она вытерпит все, лишь бы услышал ее ныне, последовал ее мольбам. Матвей слегка склонился к ней, задумчиво глядя на ее слезы, бегущие по щекам, на ее умоляющие глаза, глядящие на него снизу вверх.

— Ты выбрала иную жизнь прошлой ночью, Ксеня, — проговорил он медленно, потом добавил, вдруг легко коснувшись ее щеки, стирая слезу, что сорвалась с ресниц и побежала вниз. — Нет моей вины в том, что творится. Такова недоля девки твоей! — Северский выпрямился на стуле и, окинув взглядом дворню, сельских холопов и чадинцев своих, произнес громко. — Все вы ведаете, какое наказание ожидает каждого предавшего своего господина. Все! За измену только одно наказание возможно, ибо предавшему единожды нет веры. За измену и предательство — смерть!

Ксения ахнула, залилась слезами, стала хватать мужа за сапоги, что-то причитая при этом, умоляя его передумать. Тот даже головы не повернул к ней, только знаком показал дворецкому, чтобы боярыню с земли подняли, негоже ей в пыли валяться. Но Ксения стала отбиваться от протянувшихся рук, хватала Северского за ноги, за полы кафтана, крича в голос. Видя ее истерику и то, как Ксению оттаскивают от мужа, вдруг заплакала крепившаяся до сих пор духом Марфута, сжимая ладони до боли. Ей хотелось подбежать к боярыне, остановить ту, успокоить, но она знала, что более не вольна сделать этого. Ее спины мельком коснулась ладонь Владомира, будто силы давая выдержать то, что предстоит ей, и она оглянулась на него, а после так и не сумела отвести взгляда.

А Северский уже сам не выдержал затянувшейся по его мнению истерики жены — больно схватил за плечи, встряхнул будто куклу.

— Угомонись, Никитична! Угомонись!

Он видел, как смотрят на них притихшие холопы и начинал ненавидеть эту рыжую девку, что доставила ему столько бед и трудностей, что заставила жену его разум потерять в этот миг. Матвей протянул руку под сороку Ксении и больно ущипнул ее за мочку уха, заставив при этом сережку уколоть нежную кожу, приводя жену в чувство. Ксения вдруг замерла, взглянула обреченно на Северского сквозь слезы.

— Я поклянусь в чем угодно! — прошептала она запальчиво, но он покачал головой.

— Мне не нужно боле клятв. Да и не волен я спасти ее, — он насильно усадил Ксению на стул, сжав плечи при этом сквозь несколько слоев одежд, принуждая ту успокоиться. — Не будь слабовольной холопкой, Ксения. Ты же жена боярская! Дочь боярина!

И Ксении пришлось занять свое место, прислонившись без сил к спинке стула. Она и уйти не могла ныне, и остаться не желала. Но как покинуть Марфу, что улыбнулась ей сквозь слезы в этот миг, когда Северский поворачивался к собравшимся, чтобы произнести страшные слова?

— За измену и предательство — смерть. Но первее вины перед мной, боярином, вина перед мужем. Так что отдаю я Марфу, жену сотника моего Владомира, в его руки.

Ксения так прикусила губу при этих словах, что прокусила ее, и рот наполнился соленым вкусом крови. Она-то думала, что Северский изменит наказание, а он всего лишь заменил палача. А потом вдруг пришло страшное осознание. Неужто Владомир…? Она взглянула на сотника и Марфуту, стоявших в центре круга, образованного толпой, скользнула взглядом по лицам, поразившись той жажды крови, что прочитала на лице чадинцев.

А потом заметила, как снял с волос, стянутых на затылке, Владомир кожаный шнурок, как перекинул его через голову жены, не отводя взгляда от ее лица. Скользнул при этом большими пальцами по щекам Марфуты нежно, проводя ими до самой шеи, видневшейся в вырезе рубахи. Ксения заметила, как Марфа что-то прошептала ему, как быстро скользнула рукой по груди мужа, будто прощаясь, а потом улыбнулась сквозь слезы и коротко кивнула. Ксения тут же закрыла глаза, не желая видеть ничего из того, что будет происходить ныне на заднем дворе, едва сдерживая крик, что рвался из груди. Она ничего не видела, зато слышала, как затихла толпа, как тяжело задышал Северский подле нее, а после с шумом выдохнул сквозь зубы. Ахнула в едином возгласе толпа. Все кончено…

— Иди в терем! — глухо приказал Северский, но Ксения не желала слушать его. Она медленно поднялась со своего места и, аккуратно ступая по земле, будто через ямы переступала пошла туда, где лежала Марфа. Владомира подле не было уже, ушел, не выдержав этой муки, оставив Марфу на попечение боярыни, зная, что та не оставит свою постельницу. Так как же Ксения могла уйти ныне?

Позади что-то кричал Северский, а после смолк, подавая знак, чтобы не трогали боярыню, уже побежавшие к ней девки. Ксения опустилась подле Марфы, положила на колени ее голову, поправила сбившийся убрус.

104