Обрученные судьбой - Страница 272


К оглавлению

272

Ныне же Ксения в том самом платье, что надевала на Рождество, стояла в зале, наблюдая за танцующими парами, в кружке своих паненок, притоптывая ножкой в такт музыке, льющейся с галереи. Владислав был не подле нее — сидел в кресле на возвышении, о чем-то разговаривал с одним из шляхтичей, изредка подмигивая ей, желая вызвать улыбку, ставшую такой редкой гостьей ныне на ее лице. И вдруг, поймав очередной его взгляд, Ксения, повинуясь какому-то странному порыву в душе, зашагала в сторону места ордината, поднялась по ступеням и присела перед ним, придерживая юбки.

— Позвольте мне, пан, украсть у вас пана ордината, — с удивлением услышала Ксения собственный голос. И Владислав, и пожилой шляхтич с удивлением в глазах обернулись на нее. — Прошу простить меня, пан.

Владислав извинился перед своим собеседником, поднялся и предложил руку Ксении, спустился с ней в зал.

— Куда мы идем? — прошептал он. Мазур уже подошел к концу, пары замерли на миг, прислушиваясь, какой танец начнут следующим, какую музыку заиграют музыканты, стоявшие в галерее. Ударил в натянутую кожу барабана музыкант, запела скрипица задорно, призывая танцоров убыстрить темп, припуститься в веселый танец, зазвенели струны генслия.

— Потанцуй со мной, — улыбнулась ему Ксения. — Я хочу танцевать, как тогда, на дворе твоих родичей. Как тогда…

И он не стал противиться ей, обхватил одной рукой ее тонкий стан, а другой завладел ее ладонью, повел ее по зале, наблюдая, как оживают ее глаза, как блестят они в свете свечей.

— А как же «бесовские пляски»? — не мог не напомнить ей ее собственные слова Владислав. Она не танцевала уже давно, словно снова став той прежней Ксенией, которую он привез в Заславский замок. Той, что так яростно отвергала обычаи и ход жизни, привычной в этих землях. Ксения же в ответ только палец к губам приложила, показывая, что не желает говорить ныне, когда ей так хорошо, когда вдруг веселье наполнило душу.

Весело пела скрипица. Подгонял танцоров ритм, задаваемый музыкантами, все убыстряясь и убыстряясь с каждым мигом, словно проверяя, собьется ли кто из танцующих, остановится ли, переводя дух, уступая победу музыке.

Словно подчиняясь этой пляске, кровь Ксении заструилась по жилам быстрее и быстрее, на щеках загорелся яркий румянец, а губы раздвинулись в радостную улыбку. Ноги резво шли в танце, притоптывали на месте вместе с десятками других ног. Смех, стук каблуков, быстрый бег смычка по струнам скрипели. Все быстрее и быстрее вел ее Владислав, все выше и выше поднимал вверх, когда то требовалось танцем.

Ксения перестала видеть вдруг остальных. И стены залы, и танцоры, что кружили своих партнерш по танцу, поднимая их так высоко, что захватывало дух у тех, кто наблюдал за ними со стороны, у нее слились в одно яркое пятно ныне. Только лицо Владислава, его улыбку и глаза она видела сейчас перед собой, только их.

Потом она будет думать о том, как недопустимо для той, что собралась на моление в монастырь так лихо отдаваться соблазнам мирским, поддаваясь бесовским соблазнам. Ныне же Ксения чувствует силу его пальцев, когда Владислав кружит ее в воздухе, отрывая от пола, видит его глаза, горящие огнем желания.

А потом, когда пары снова пошли по зале, быстро кружась, Владислав вдруг приподнял ее над полом и вынес из освещенной залы в темный коридор, прижал спиной к холодной стене, впился губами в ее рот.

— Что ты делаешь? Все увидят… — говорила она, не отворачивая, впрочем, своего лица от его губ, позволяя огню, который горел в его глазах, взять и ее в плен, подчиняясь его напору.

— Все танцем заняты, — отрезал громким шепотом Владислав, а потом перехватил ее поудобнее, понес по скудно освещенному коридору, то и дело приникая к ее губам. Она сама тянулась к нему всякий раз, когда его голова склонялась к ее лицу, между поцелуями пряча лицо в бархате его жупана. Ее голова наконец-то освободилась от всех тягостных дум, и так легко дышалось ныне, когда она ощущала силу его рук, слышала его шумное дыхание у себя над ухом.

Ксения опомнилась только, когда Владислав опустил ее на постель, прижал к перине своим крепким телом, пытаясь снова завладеть ее губами. Хотела оттолкнуть его, но руки вдруг взметнулись вверх не для того, чтобы упереться в его плечи, а только затем, чтобы вцепиться в ткань его жупана, стягивая тот с широких плеч. Она даже застонала протестующе, когда Владислав отстранился на миг, скидывая сапоги на пол, обхватила его руками, потянула обратно к себе в постель.

Бешеная пляска крови в венах Ксении кружила ей голову, заставляла делать то, о чем она ранее никогда бы не подумала даже. Целовать его так, как он ранее целовал ее — шею, плечи, грудь, смело и открыто. Касаться его так, как ранее касался ее он, упиваясь каждым вдохом наслаждения, что срывался его губ. Именно Ксения была ведущей ныне в том танце, что продолжили они под бархатным балдахином кровати в свете огня камина. Именно она задавала ритм, чувствуя, как пьянит ее еще больше вид его затуманенных глаз, ее власть над ним ныне.

Он запомнит эту ночь, как и она. Ведь эта ночь была особенная. Ночь, когда Ксения целиком и полностью принадлежала ему, позабыв о запретах, что твердили ей с малолетства, впервые отдавшись свои желаниям до самого конца.

— Ты диво дивное, — шептал Ксении потом Владислав, гладя ее волосы. — Мое диво… моя чаровница…

— Говори, говори! — умоляла его она тихо, лежа у него на груди и вслушиваясь в стук его сердца, что постепенно успокаивалось, вымеряло ритм. И он говорил ей о том, как любит ее. Вспомнил, как увидел тогда на улочке московской в окружении многочисленных нянек, как обожгло его тогда при взгляде на нее. «Думал, как раньше, погорит огонь в сердце и перестанет. Да нет же, не ушло, по-прежнему только для тебя сердце стучит мое!», прошептал Владислав.

272